[ЗВУК] [ЗВУК] [ЗВУК] Тема нашего долгого разговора понятна из названия — это философия культуры. Всегда подобного рода курс встает перед задачей — как ее изложить, потому что здесь возможны два пути: системно-понятийный, то есть можно выстроить некое здание из ключевых понятий, терминов и концепций, или же рассматривать историю учений соответствующих. Также, когда мы говорим о литературе или философии, мы сталкиваемся с этой же проблемой: говорить ли о том, как устроены они, или же излагать историю учений о теме. Но, разумеется, необходимо совмещать оба аспекта. Вопрос только, каким образом и в какой пропорции. Проблема заключается в том, что если я буду вам излагать вообще философию культуры, то это будет моя версия. На фоне тысячелетнего опыта размышлений об этом, пожалуй, мои мысли померкнут безусловно. Если же я буду просто рассказывать о том, кто и что когда думал об этом, то, в общем, мы можем запутаться в этих дебрях и не понять, собственно, в чем проблема, о чем речь и из-за чего идет спор. Поэтому здесь необходима, конечно, как говаривали раньше, темперация — особенная тщательная смесь этих элементов. В моем случае я предлагаю такую модель: мы с вами немного поговорим о теории культуры. Собственно, это будет разговор о том, откуда берется проблематика и каков ее тип. Но сделать это необходимо, потому что говорим ли мы там о философии или литературе, мы всегда, кроме задачи узнать, кто и что сделал в этом мире и направлении, мы хотим узнать, как устроен, собственно, язык этого мышления или этого творчества. То есть если разговариваем о литературе, нам нужно знать, кто что написал, но еще нужно знать, как читать, собственно, этот текст. Вот этот опыт чтения и понимания, ну без него никак не обойдешься. И если мы говорим о разных философских мнениях, значит, мы должны знать, что такое сама, как по себе, философская идея, по каким правилам ее принимать, не принимать, критиковать. Вот здесь наша задача точно такая же. Мы должны для начала сообразить, где мы и каким образом можем увидеть свою проблематику. Вот этим, собственно, мы и займемся. Основная часть времени будет посвящена рассказу о том, как люди думали о культуре и пытались найти ее смыслы и цели. Свое введение я начну просто с классификации дисциплин, которые на сегодняшний день так или иначе занимаются культурой. Здесь перед нами три группы таких дисциплин. Во-первых, это то, что сейчас у нас (по крайней мере в российской традиции) называют культурологией. Это гуманитарная наука, специально посвященная исследованию того, как устроена культура. Как и положено науке, она сначала имеет дело с набором фактов, которые даны нам в каких-то явлениях. То есть мы не начинаем с задания каких-то целей, смысловых интерпретаций, а просто берем факты культуры, а потом пытаемся моделировать их связи и работу, так или иначе, во времени, в пространстве. В общем, это нормальная деятельность науки. Вторая группа исследований — это область внутри любой гуманитарной науки (собственно, не только гуманитарной), которая посвящена культуре. Это сравнительно новая тема, но она заняла какой-то уголок во многих науках. Если есть социология, ну там обычно бывает подраздел социология культуры; если есть психология — бывает психология культуры; лингвистика культуры. И даже естественные науки частенько заглядывают в эту сферу, и не только потому, что есть история каждой науки (физики и химии), а это уже немножко разговор о культуре, но и потому, что методы современных естественных и точных наук очень часто применяются для изучения культуры: количественный анализ, теория информации и компаративистские исследования между биологическими и социальными формами организации, и так далее и так далее. Пока не договорились ученые, как называть совокупно эту область, посвященную культуре, в разных науках. Ну иногда употребляют термин «культуролистика», чтобы не путать с культурологией. То есть это обобщенное название всех тематизаций проблемы культуры. Есть старинное латинское слово Humaniora, которое означает совокупность всех проблем и интересов, связанных вот с этой областью познания человеческих предметов, а не природных в чистом виде. Это слово тоже достаточно удобное. Во всяком случае эти две предметности нам более-менее понятны. И наконец, третье наше собственное — это изучение культуры с точки зрения ее предельных целей и смыслов: откуда она вообще берется; какие цели, какое предназначение мы можем обнаружить; как истолковать ее деятельность. Это не научная задача, потому что наука старается со времен Галилея взять в скобки эти вопросы и просто изучать устройство и поведение своих объектов, их место в общемировой системе. Философия же культуры, подчеркиваю, — это философия, которая применяет свои методы к исследованию данного предмета. То есть все-таки по большому счету ей хочется понять предельный смысл, максимальный контекст, в котором культура может стать понятной. Ну, как это делалось, мы как раз сегодня и неспешно рассмотрим на примерах разных концепций. Сейчас же наша задача — сообразить, с какой проблемой мы сталкиваемся. Мышление все-таки всегда обычно бывает не созерцанием чего-то, а решением проблем. Поэтому сейчас я не предлагаю никаких доктрин, хотя вы вправе сказать, что не бывает изложение любой точки зрения без явного или неявного введения своего мировоззрения. Но тем не менее будет стараться сделать так, чтобы мы просто видели предметность, не забегая вперед в миры ее интерпретаций. Будем считать, что слово «философия» нам интуитивно ясно, и введем ключевые понятия, которые, собственно, образуют предметность. Чуть позже поговорим о слове «культура», как оно появилось и что оно обозначает, но пока это у нас тоже рабочий термин, который тоже будем считать временно понятным. Первая оппозиция, которая представлена на схеме, — это оппозиция, которая не нуждается в философии, оппозиция, с которой мы сталкиваемся всегда — стихийно или может сознательно. Есть человек или человечество (в данном случае это нам не важно) и есть мир, окружающий его. «Окружающий» — это метафора, потому что этот мир является и самим человеком. Когда я обращаю внимание на себя, я точно так же пытаюсь понять, что это за часть мира, в которой я нахожусь, в которую я вплетен, так сказать. Поэтому здесь большой разницы нет, изучаю ли я себя как биологическую особь или окружающий мир. Важно, что вот эта граница между неким целым, мировым контекстом и мной, она всегда возникает, нравится мне это или нет. И вот, собственно, с этого начинается рождение проблемы некоторой. Нет автоматической целостности мира и человека. Для того чтобы включиться в этот мир, нужно какие-то адаптационные действия проделать. На самом деле, мы приходим в мир уже в него как бы вписанные, но время от времени вот эта связь перестаёт быть эффективной, разрывается, мы эту работу проводим заново. И возникает вопрос номер один: а как, собственно, получается так, что вместо целостного мира перед нами раскол на два мира? Один – в котором человеку что‐то нужно, а в другом — природа вообще, которая уже включила в себя человека. И природе тоже, может быть, что‐то нужно, но не совсем то, что нам с вами. И вот этот конфликт является изначальным. Внизу эта схема изображена не просто как контакт двух областей, а как тот феномен, с которым мы, собственно, сталкиваемся: есть мир, в который встроено человеческое — личное, социальное. И собственно, проблема в том, что это не два отдельных мира, а стройка, вплетения уже произведены, только нам не всегда нравится, как это устроено. Вторая оппозиция, с которой мы будем иметь дело. Вот с ней сложнее, потому что она совсем не интуитивно ясна. Здесь вот как бы на языке диаграмм Венна изображены две реальности, с которыми мы в основном и будем иметь дело, если не считать культуры. Вот этот зелёненький круг обозначает природу. Зелёный, потому что она всё‐таки живая, растёт, и, в общем‐то, у неё какие‐то свои проблемы решаются её способами. Будем тоже считать, что слово «природа» нам интуитивно ясно, хотя это, конечно, это уже не совсем так. Но тем не менее в языке большинства народов мира есть такое слово, которое обозначает понятие, связанное и выявляющее вот ту целостность, внутри которой мы живём. До этого я предложил вам слово «мир». Но слово «природа» всё‐таки обычно главное в языках. И внутренние формы этого слова очень похожи во многих языках. Здесь в русском слове мы видим корень «род», то есть живая рождающая сила, которая всё время порождает какие‐то явления. И этот смысл в большинстве языков мы фиксируем: natura латинская, то есть «рождающая сила», «фюсис», греческая и так далее, и так далее. Как правило, это семантика некоего роста, выявления некоей силы, которая подчиняет себе материю и вот существует в ней. Главное, что мы приписываем природе, сразу с ней сталкиваясь, это то, что, во‐первых, это дано: мы это не придумываем, это нам дано, и мы не можем распоряжаться этой данностью. То есть самим себе сказать, что мы должны видеть, ощущать, что нас должно окружать. Здесь сразу мы фиксируем асимметрию человеческого и природного: природа большая, мы маленькие, мы в неё встроены. И главное, что мы от неё зависим: кормимся, так или иначе от неё зависим, а она от нас — в меньшей степени. Может быть, сейчас, в XXI веке, кажется, что природа от нас страдает, но в сущности ничего не стоит природе смахнуть нас, так сказать, уничтожить, и природа будет существовать, а нас — не будет. С одной стороны, это досадно, а с другой — многие философы культуры подумали, что если бы человек был чуть сильнее, нежели чем сейчас, то, пожалуй, ситуация ещё была бы драматичнее. Но во всяком случае, есть вот эта асимметрия зависимости: мы от природы сильно зависим, а она о нас — не очень. Значит, вот эти два атрибута — данность и самодостаточность природы — это очень важно. Атрибутом фактичности я пометил то, что всё‐таки факты, данные нашему сознанию, что бы ни говорили некоторые философы, видимо, не порождаются нами, а приходят извне, и мы не в состоянии распоряжаться вот этим потоком фактов, но можем распоряжаться их интерпретацией. Ещё два важных параметра: природа безлична, то есть когда мы сталкиваемся с лицом, с которым можем вступить в коммуникацию, то, в общем, это мир человеческий. А с природой мы в двустороннюю коммуникацию вступить не можем. Даже с миром животных, хотя тут есть способы общаться, но это неполноценная коммуникация. Значит, здесь тоже есть резкая граница. Я, мы, они — весь этот мир лиц, он способен к общению. А «я и оно», «я и природа» — это совсем другое измерение. Ну и ещё то, что мы можем сразу заметить в мире фактов: они связаны определённой связью. И эта связь обычно называется причинностью, каузальностью. То есть явления не просто сосуществуют, но обычно связаны так, что даёт это нам право говорить, что из одного следует другое. Причём наши познания — ну скорее, это естественная как бы установка — скорее опознают эти связи, а создают их только в своём, человеческом мире. Ну вот это природа, о которой будет идти речь не раз у наших мыслителей — философов культуры. Это то, что, с одной стороны, даёт нам среду и пищу, это наш мир. Но это то, что существует по своим законам и не очень интересуется нашими. [МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
