[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Нам обязательно нужно поговорить еще о феномене постструктурализма, без которого XX век, конечно, неполноценен. Ну, я сразу честно признаюсь, что к этому феномену я отношусь как бы отрицательно и не считаю его плодотворным, тем не менее, влияние его настолько велико, что обойтись без хотя бы разговора беглого скороговоркой нельзя. Отрицательное же мое отношение связано с тем, что некоторое культурные программы, культурфилософские программы XX века были как бы нацелены на самоуничтожение дискурса о культуре, по сути дела. Хайдеггер, например, или вот некоторые представители французского постструктурализма, по сути дела, предлагают нам отказаться от рационального анализа культуры в пользу каких-то специфических практик. Ну, с моей точки зрения, в таком случае не о чем и говорить. Правда, это моя точка зрения, и она немножко объясняет то, что я, по сути дела, просто представлю уважаемым моим слушателям этих мыслителей, но, раз таки я не очень их люблю, значит, я не очень их и понимаю, поэтому может быть есть смысл поискать их интерпретацию у кого-то другого. Французский постструктурализм, в первую очередь французский здесь задавал как бы моду и тон, это очень сложное явление. Возник он вокруг 68-го года, сразу после или вокруг событий знаменитых, этой студенческой, да, по сути, она была и не студенческой, а, может быть, мировой интеллектуальной революцией. В ходе этих событий произошел отказ в части французских интеллектуалов от уже привычных для них ценностей – от ортодоксального марксизма, от привычных форм психоанализа и от структурализма. Почему? Потому что эти доктрины показались догматичными и, в силу этого, втягивающими как раз в то, с чем интеллектуалы боролись, втягивающими во властные дискурсы, которые навязывают определенные модели и определенные формы рациональности. Ну, и вот возникла идея как бы демонтировать эти источники интеллектуальной власти, использовать кое-какие интеллектуальные техники, но отказаться, собственно, от доктринального аспекта этих направлений. Составными частями, правда, постструктурализма остаются переосмысленный структурализм с его тягой к выявлению безличных структур; психоанализ с его тягой к выявлению деструктивных или иногда и конструктивных подсознательных импульсов, и к их перешифровке или дешифровке; марксизм с его... евромарксизм, конечно, с его, так сказать, социальным пафосом и с его ориентацией на первичность практик. Влиятельным, несомненно, остается Хайдеггер для этого направления, который точно также пытается избавиться от метафизики путем деструкции чего угодно, включая культуру, как и постструктуралисты желали избавиться от европейских ценностей и рационализма любой ценой. Ну, поскольку, получается, что любой, мне кажется это направление тупиковым. Тем не менее, это очень яркие мыслители, и вот посмотрим, хотя бы перечислим их и чуть-чуть обозначим направления их мысли. Возможно, у истоков французского литературоведения с очень богатой и сложной историей в XX веке — Батай, Ролан Барт. Барт, пожалуй, мыслитель, перед которым я готов снять шляпу, это действительно серьезный аналитик, и он, в общем инициировал, однако некоторые ходы мысли, ну, пожалуй, не несет за них ответственность. Его идея письма, так сказать, как бы такой формы кристаллизации творчества, которая делает его отчуждаемой, и, собственно говоря, опасной своими незапланированными смыслами, может быть, разрывом с автором. Вот эта идея письма с разными его степенями и главная идея о том, что можно разоблачить вот эти структуры письма, которые заслонили от нас живое творчество, эта идея казались такой одной из основополагающих. Барт стоит у истоков постструктуралистского мышления, но и у истоков ну и у истоков специфической школы литературоведения, о которой мы скажем чуть-чуть позже и отдельно. Лиотар, [БЕЗ ЗВУКА] Делёз, Гваттари, Жиль Делёз и Гваттари, они соавторы были вместе. Необходимо, конечно, еще и психоанализ Лакана сюда присоединить. Вот эта группа мыслителей, которая как раз активно попыталась соединить психоанализ, социальную критику марксизма и, ну, как бы своего рода философию демонтажа классических, а это значит, агрессивных форм рациональности. Как философские писатели это очень яркие авторы. Мишель Фуко, который, пожалуй, вместе с Бартом, вот это два мыслителя, которых я бы ну, сказал, они шире, чем постструктурализм, в философии культуры их значение останется независимо от того, что сойдет, выйдет из моды, да он уже вышел несколько из моды, сам постструктурализм. Мишель Фуко создает несколько моделей объяснения культуры. Ну, одна из них связана ранее с выделением таких базовых матриц, что ли, культурных, он их называет эпистемами. В ранней своей книге «Слова и вещи» он дает очень яркое описание, в первую очередь, культуры позднего просвещения, и выявляет работу такой формообразующей эпистемы на материале и науки, и мысли, и искусства. Несомненно яркая работа, которая останется актуальной. В более поздний период творчества он переходит к анализу так называемых практик культурных, осуществляемых в дискурсе – дискурсивных практик. Дискурс это значит, собственно, определенный формат ведения разговора и передачи смысла, пространство необязательно диалога, но это пространство обмена информацией, которое оформлено по определенным правилам. По сути, для позднего Фуко дискурсы, на самом деле, играют роль эпистем, только более широко и менее традиционно описываются они. Как и почти большинство мыслителей этого направления Фуко достаточно социально активен, то есть это левоактивистские, конечно, движения, которые борются с капитализмом, буржуазией, с их репрессивными, хотите, ставьте кавычки, хотите, не ставьте, с их репрессивными силами. Бодрийяр, мыслитель этого же направления и, может быть, самое громкое имя в этой череде Деррида, его «Граммотология» была, может быть, после книг Фуко самая такая теоретичная попытка построить инструментарий демонтажа классического рационализма. Его техника выявления скрытых смыслов, ну, не только скрытых, но и как бы дезавуирующих произведение смыслов, она названа деконструктивизмом, оказалась очень востребованной и популярной. Сама манера писательская Деррида своеобразна даже на фоне постструктурализма. Он создает произведения, которые как бы осуществляют системный сдвиг смыслов. В момент, когда мы, кажется, видим, что он хочет сказать и что-то доктринально выразить, он как бы чуть-чуть осуществляет, ну, может сказать, легкий шифт, так сказать, повествования, и мы видим, что смысл плывет, слова приобретают многозначность, и, в общем, привлечь автора к интеллектуальному ответу, мы, по сути дела не можем. С одной стороны, это игра, игра, известная французам со времен Малларме еще, такая вот игра с легким обессмысливанием, но зато с расширением произведения, но для Деррида это еще имеет концептуальное значение. Он считает, что любая попытка создать законченную и ответственную как бы модель это значит попасть в ловушку вот этого классического традиционного рационализма. Почему это плохо? Все это направление постструктурализма считает, что рационализм, во всяком случае в его выродившихся формах, а, может, и в любых, это форма власти по сути дела. Поздний Фуко изобретательно это показывал, но и остальные охотно, с использованием методологии, кстати говоря, марксизма, показывают, что за всем этим стоят властные интересы, которые искусно вуалируются определенными текстами и идеологемами. Ну, а главное, что если мы попадем в это пространство рационального выражения идеологических интересов, мы из него уже не выскочим. Значит, нам будут навязаны правила игры. Поэтому важно осознать это, научиться демифологизировать любые эти дискурсы рациональные, показывать их внерациональные мотивации, ну и научиться не попадать в ловушку дискурса, то есть, значит, ломать и свой собственный дискурс. По сути дела это призыв к чему? Призыв к выходу... скорее к практикам социальным, а не к построению той или иной теории. В общем, этот импульс он и сейчас как-то жив в современной западной культуре. Мы видим, что протестные движения тоже как бы кое-чему научились у постструктурализма. Скажем, вся эта тактика, когда нет руководителей, нет структур, нет идеологии, нет даже системной цепочки действий, а есть такая текучая, как ртуть, субстанция, которая, тем не менее, осуществляет протестную активность. Вот это, если угодно, школа антибуржуазного деконструктивизма, которую выработали наши мыслители. Вот Деррида рядом с Гадамером, если угодно, его духовный оппонент, по сути дела. Здесь они находятся в одной аудитории. А вот Деррида рядом с Борхесом. Ну, тоже вряд ли это единомышленник, хотя вот здесь их объединяет отношение к культуре как к игре определенного типа, но для Борхеса это все-таки классическая игра, имеющая смыслы. И вот Деррида рядом с Хабермасом, одним из крупнейших философов ныне живущим еще в современности, который в молодости был довольно радикальным левым мыслителем, но сейчас стал одним из теоретиков, я бы сказал, классического либерализма на новом уровне. В этом смысле он тоже оппонент Деррида. [МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
