[МУЗЫКА] [МУЗЫКА] Надо сказать, что в какое-то время наша философия развивалась и в оболочке советской культуры. В 1922 году классики были высланы, что спасло им жизнь, но часть молодого поколения осталась и попыталась интегрироваться в культуру 20-х годов, которая была не тоталитарная еще. Были созданы институты, такие, как ГАХН, например, которые должны были новейшую современную науку соединить с философией и с ее помощью дать как бы интегральный синтез всего, которой можно было бы удобно, видимо, с точки зрения власти, управлять. То есть научная систематизация всех дисциплин. Культурология и философия культуры хотя так не назывались, но там присутствовали, несомненно. Вот ГАХН это развивал. И один из создателей ГАХНа — Густав Густавович Шпет. Его можно по-разному квалифицировать, как тип его теории. Но чаще всего его считают продолжателем линии феноменологии и герменевтики в учении о культуре. К сожалению, он погиб и не довел до конца свой проект, но, тем не менее, то, что осталось, это тоже золотой фонд философии культуры, я думаю. Андрей Белый. Мы уже говорили о символизме, но вот Андрей Белый создает в раннем периоде своего творчества очень концентрированное, во многом замешанное на неокантианстве учение о символе, а в поздний период творчества создает огромный труд, ну, может быть, чем-то напоминающий «Закат Европы» Шпенглера, «История становления самосознающей души». Таким идеологическим стержнем здесь является антропософия, но Андрей Белый гораздо шире ее. И, в общем, можно сказать, что это грандиозное панно истории мировой культуры. Издана сейчас только вот вторая часть труда, первая пребывает в рукописи до сих пор еще. Но вот здесь мы, пожалуй, можем пополнить нашу хрестоматию его работами. Иван Ильин, несомненно, теоретик культуры и философ культуры, это представитель правовой школы, чичеринской, но уже в эмиграции, отчасти опираясь на гегелевскую философию, уникальным знатоком которой он был, он создает такой вот, может быть, публицистический эпос, где анализирует кризис культуры, и с точки зрения задач борьбы с большевизмом, ну и с точки зрения возможного синтеза. Произведения эти фрагментированы, в редких случаях только мы имеем дело с большими текстами. Но ивановская мысль не растворяется в общем контексте, она своеобычна. Это именно такое воинствующее отстаивание классических идеалов европейской культуры иногда с очень радикальными выводами, не всегда при этом сохраняется какое-то либерально-гуманистическое, может быть, наследие. Но, тем не менее, забыть это имя мы тоже никак не можем. Федор Августович Степун, один из наследников такого философского романтизма. И он его развернул в очень интересной такой как бы феноменологии видов искусств уже в позднем эмигрантском творчестве. Ну, он еще, как и положено россиянину, литератор. Он автор очень глубоких мемуаров, да, собственно, между прочим, он сыграл немалую роль и напрямую в истории. Он был своего рода министром культуры при Керенском и участвовал в драматических событиях ссоры Керенского с Корниловым, которая историю нашу повернула в определенном направлении. Уже в эмиграции раскрылось творчество культурологов и культурфилософов несколько более молодого поколения. Надо упомянуть, несомненно, творчество историка Бицилли, ученика младшего коллеги Карсавина. Это очень яркий теоретик и аналитик культуры. Георгий Петрович Федотов, медиевист, который великолепную серию публицистических произведений создает, но и предлагает свое понимание эволюции культуры как духовных форм определенных. Один из отцов структурализма западного, не больше не меньше, в том числе, вместе с формальной школой нашего литературоведения отечественного, Роман Якобсон, несомненно, является одним из влиятельнейших мыслителей такого вот структурного, направления структурного анализа культуры. Перейдем теперь к разговору совсем скороговоркой о людях, которые или создавали заново, или сохраняли определенные традиции в советское время, в Советской России. Я здесь не буду вдаваться в детальное репрезентирование их мыслей, но выполню роль свою навигатора. Я просто упомяну имена, о которых нельзя забыть, и которых надо читать, когда мы опираемся на нашу отечественную традицию. Алексей Федорович Лосев, наследник классической вот этой русской философии, христианской. Ученик Иванова, Флоренского, хотя он выступал скорее как античник и историк эстетики в советские времена, но весь ресурс русской философии излучался его произведениями. И, несомненно, благодаря ему многое было спасено и не выпало из горизонта нашей гуманитаристики. Тынянов, один из представителей упомянутой мной формальной литературоведческой школы. Яркий писатель и очень острый теоретик, который, конечно, в арсенале современной философии культуры и культурологии. Его работы о литературе, о теории кино абсолютно не устарели и сейчас. Пропп, который считается одним из классиков и западного структурального анализа мифов и литературы. Его «Морфология волшебной сказки» — это работа, повлиявшая на Леви-Стросса и на многих западных мыслителей. Она, собственно, показала, каким образом мы можем плавающие структуры сюжетные извлекать из фольклора, не только из фольклора. Бахтин. Также мыслитель, который, наследуя, с одной стороны, кое-что из русского символизма, из учения Вячеслава Иванова, с другой стороны, кое-что из неокантианства, создает оригинальный синтез, свою философию диалога, свою теорию романа, свою философию поступка, которую мы можем уже не только в нашу хрестоматию включать смело, но и в западную, он широко известен на Западе. Психология Выготского, тоже с запозданием, но пришла и на Запад. И в общем, Выготский строил свою психологию именно как культурфилософское объяснение того, каким образом модели деятельности психологической являются объяснительными моделями для культуры. Он блестяще сам прилагал это к интерпретации шекспировского «Гамлета». Линию структурализма и семиотики продолжает целая группа мыслителей, и ее можно рассматривать как группу, хотя они довольно разные сами по себе. Вот тот русский извод структурализма, который благодаря московско-тартуской школе воспринимается вот как наша русская школа семиотики, она, по сути дела, в 70-е, 80-е, да и в 90-е годы дает второе дыхание русской философии культуры. Мелетинский, Библер, который принадлежит, правда, не семиотической традиции, скорее, а традиции европейского диалогизма. Юрий Михайлович Лотман, такой теоретический лидер московско-тартуской школы. Вячеслав Всеволодович Иванов, лингвист, но лингвист очень такого широкого профиля, который как мало кто умел присоединять результаты точных и естественных наук к результатам лингвистики и создавать общие культурные модели на этой почве. Арон Яковлевич Гуревич, медиевист, который тоже с какого-то момента начинает создавать, своего рода, философию культуры как учение об интерпретациях больших типов ментальности. Он скорее, как бы, подхватывает не структуральную линию, а линию школы «Анналов» французскую. [БЕЗ_ЗВУКА] Виктор Николаевич Топоров, выдающийся филолог, лингвист, знаменитый своими глубочайшими этимологическими штудиями и исследованиями мифов. Упомянутая мной вот группа мыслителей, создает двухтомник «Мифы народов мира», который сейчас удивительный памятник, так сказать, их активности, где соединены очень многие методологии: отечественные, западные, исторические, лингвистические. Вот Топоров — один из главных авторов этой замечательной энциклопедии. Группа людей, о которых я только говорил, она была еще и, так сказать, коммуникативно довольно общей. Мелетинский это шутя назвал нашим бродячим цирком. Это действительно была группа людей, которые изгонялись из разных вузов, из университета; которым мешали публиковаться, но они, в общем, так или иначе, находили площадки, где они могли выступать более-менее солидарно. Благодаря, собственно, вот этой группе, пожалуй, появился феномен современной культурологии, которая, в общем, институирована сейчас как дисциплина вузовская, научная. Как можно было легко заметить, это в основном историки и филологи, но вот Мераб Константинович Мамардашвили — это, конечно, философ. Настоящий профессиональный философ. И его философская мысль в чем-то, конечно, обязана и французскому наследию мысли, может быть, структуралистского в том числе. Его мысль была очень важной для воспитания нескольких поколений в конце XX века. Я думаю, что сейчас он один из самых востребованных философов культуры. Хотя иногда говорится, что он в основном создатель устных, так сказать, циклов лекционных. Его статьи не передают потока его своеобразной мысли, но тем не менее вот сейчас записи опубликованы, и его философию, которую я бы не решился номинировать каким-то одним словосочетанием или словом, но ее можно изучать, ей можно учиться. Это, конечно, философия своеобразного, так сказать, отечественного экзистенциализма персоналистского что ли, с его вниманием к проблеме личности, символа, времени. Важное произведение о философии символа в соавторстве с Александром Моисеевичем Пятигорским было создано. Это тоже надо отметить. Филолог Михаил Леонович Гаспаров. Конечно, в первую очередь он стиховед, антиковед, но философия культуры была ему не чужда, хотя он не любил вообще философию, а тем не менее являлся несомненно философом культуры, который так же, как, скажем, Сергей Сергеевич Аверинцев, которого мы сейчас видим, пытался создать нашу отечественную версию герменевтики культурной, показать, каким образом филология может стать, как Аверинцев выразился, наукой понимания смыслов, искусством понимания, наукой понимания. Георгий Степанович Кнабе, который является, может быть, наследником как раз редкой феноменологической линии в нашей культурфилософии, и при всей его оригинальности, конечно, в общем можно сказать, что он в широком смысле слова наследник немецкой культурфилософии в разных ее изводах. Хотя в дальнейшем историк нашей мысли, конечно, напишет о нем специальную главу как об оригинальном мыслителе. Он теоретик кино, критик постмодерна и он создатель очень важного концепта энтелехии культуры. То есть выявление такой скрытой формообразующей силы, своего рода внутренней формы культуры, которая может быть найдена при помощи определенной исторической филологической методологии. Это один из редких случаев, когда мы имеем дело с продуманной теорией культуры. Я должен извиниться за свою скороговорку, но вот наш жанр не предполагает детального анализа отдельных учений. Я уже сразу сказал, что моя задача — осуществить такую навигацию. Но не упомянуть хотя бы вскользь о мыслителях, которые предшествуют нашим с вами усилиям непосредственно, было нельзя. Пожалуй, вот чем я завершу наше странствие. Иногда задают вопросы не просто, что почитать, ну а что вот самое-самое? Что захватить с собой на необитаемый остров? И так далее, и так далее. Вот я предлагаю список, который я не буду подробно комментировать, это 12 книг, построенный по принципу того, что вот, допустим, нам разрешили бы взять с собой одну книгу, ну, вот это была бы первая, если б две, — то первая и вторая, ну, если двенадцать, — то весь список. Ну еще один принцип этого списка, это все-таки необязательно самые-самые главные книги и великие, а те книги, которые надо, может быть, молодому начинающему специалисту прочесть сразу и прочесть так, чтобы произошла, как бы, своего рода настройка зрения, заточка инструмента, если угодно, которая позволила бы свободно ориентироваться в теориях, принимать что-то или не принимать, но главное учиться видеть свою предметность, не путать ее с исторической, филологической или философской, а видеть свое, и это свое не что иное как, в общем — XX век пришел к этому выводу — это ансамбль культурных форм, способных к саморазвитию. Они не совпадают ни с какими другими, и их надо изучать особыми методами. Ну, как? Не знаю к счастью или нет, но нет больших итоговых трудов и, скорее всего, это та задача, которая вам, мои слушатели, она, в общем, и уделяется историей. Ну и тем лучше, что есть вам чем заняться. Спасибо за внимание. [ЗВУК] [ЗВУК] [ЗВУК]
