[ЗВУК] Теперь пора поговорить о двух, наверное, наиболее важных проблемах философских в области теории познания. Это проблема источников знания и проблема его границ. Проблема источников знания связана с ответом на вопрос: откуда у нас берутся знания и мнения? А вопрос этот проблематичен по двум причинам. Во-первых, мы знаем довольно много источников, из которых потенциально к нам могут приходить знания и мнения. Значит, надо из них выбрать те, которые могут претендовать на роль действительно фундаментальных окончательных источников. И, во-вторых, некоторые источники, по всей видимости, вступают между собой в отношение конкуренции. И нам необходимо ответить на вопрос: какие же источники являются наиболее глубокими, наиболее фундаментальными, какие дают нам в конечном счете самые настоящие знания? Ну, со времен античности принято выделять несколько познавательных способностей, которые позволяют нам получать знания и мнения. И в эпоху Нового времени эта классификация только упрочнилась. Во-первых, восприятие. Предположим, я вижу два красных яблока. И при помощи зрительного восприятия получаю информацию, которая вполне может сформировать мое мнение, а впоследствии и знание. Хотя мое зрительное восприятие, конечно, может быть неидеальным, и там, где мне кажется, что я вижу два красных яблока, могут, например, присутствовать вовсе не яблоки, а два красных мяча или два зеленых мяча. Но если даже мой чувственный опыт ошибается, то есть все равно по поводу опыта кое-что, в чем ошибаться я неспособен — это знание, полученное при помощи рефлексии. Я знаю, что сейчас воспринимаю два красных яблока. Их, может быть, и нету, но в моем опыте они представлены. Я открываю их представленность в своем личном опыте при помощи рефлексии, своеобразного внутреннего опыта. Фактически рефлексия сводится к констатации того, что сейчас в моем ментальном мире присутствуют определенные представления. Следующая очень важная способность — это память. Я помню, что я видел два красных яблока. Такие сведения тоже могут стать источником мнений и знаний. Также, пожалуй, важнейшей способностью в познании является разум, с чем спорить, я думаю, никто не станет. Я видел два красных яблока, потом отвернулся и заметил, как одно из них прокатилось, укатилось в сторону. Даже не оборачиваясь, я могу сказать, что там, где я видел два красных яблока, теперь должно остаться одно. Чувственно воспринимать это я в данный момент не могу, но при помощи разума я это надежно дедуцирую. Важным источником знания очень часто называют свидетельства других людей: Петр рассказал мне, что на столе два красных яблока. А иногда к этому списку добавляют еще какие-то особые, внеопытные и сверхразумные источники познания, например интуицию. Вот как бы я нутром чую, что на столе два красных яблока, хотя объяснить, откуда это во мне взялось, на чем основано это убеждение, если это интуитивное убеждение, мне всегда очень трудно. Если мы внимательно посмотрим на этот список, то увидим, что по большому счету он сводится к трем главным вариантам. Дело в том, что память и рефлексия — они очевидно обслуживают восприятие. Рефлексия нужна, для того чтобы осознать воспринятое, а память — для того чтобы запечатлеть его и сделать доступным в будущем. По большому счету истинная рефлексия и истинная память были бы пусты, если бы им не предшествовали какие-то истины, полученные из восприятия. Вторым очень важным источником является разум, и я не не преувеличу, если скажу, что, например, все истины математики проистекают целиком из разума. И третьим возможным источником может служить интуиция. Свидетельство других людей можно свести либо к опыту, либо к разуму. В конце концов, какие основания у нас доверять словам других людей? Может быть, опыт: они в прошлом нас никогда не обманывали, а может быть, и разум: мы выводим из каких-то обстоятельств, что эти люди нас не обманывают, что они нам говорят правду. Соединение разума и опыта вполне покрывает, как кажется, свидетельства других людей. Сконцентрируемся теперь на трех выделенных нами источниках: восприятие, разум и интуиция. Давайте поговорим о том, какие философские направления связаны с этими источниками. Первое направление, очень мощное и, пожалуй, наиболее распространенное в современной философии и науке — это эмпиризм, - направление, которое утверждает, что все знания наши в конечном счете, подчеркиваю, в конечном счете происходят из опыта. Сторонники эмпиризма отнюдь не отрицают роль разума в систематизации, обобщении, прояснении опытных данных, но они настаивают, что в конечном счете берутся знания все равно только из опыта, и без опыта все остальное было бы бесполезно. Сторонники противоположного направления под названием «рационализм» утверждают, что все знания, напротив, происходят в конечном счете из разума. Роль опыта они тоже при этом не отрицают, но все-таки ультимативным источником они признают разум. В этом отношении показателен пример французского философа Рене Декарта, пример, который он приводит в своих размышлениях о первой философии. Он говорит: посмотрите на кусок воска. Мы воспринимаем его при помощи зрения, осязания, обоняния, чувствуем какой-то запах, цвет, консистенцию, текстуру. Потом мы нагреваем воск, и что мы замечаем? Все его чувственно воспринимаемые качества меняются. Запах другой, форма другая, цвет другой, консистенция другая. Но мы тем не менее знаем, что перед нами тот же самый кусок воска. Мы не говорим, что один объект с одним набором воспринимаемых нами чувственных качеств заменен другим набором с полным, обладающим полностью противоположными чувствами, качествами. Мы все-таки считаем, что кусок воска один и тот же. Декарт спрашивает: ну а что же дает нам основания считать, что это тот же самый кусок воска? Явно не опыт. Все, что мы при помощи опыта могли воспринять, все поменялось. Декарт приходит к выводу, что еще до воспринимаемых нами чувственных качеств этого кусочка воска у нас в нашем восприятии уже было сформировано разумом понятие объекта — понятие об этом кусочке. А воспринимаемые чувством качества только лишь наслаивались на это понятие. Даже если все их убрать, сам инвариант, сам объект останется тем же самым. Почему? Потому что он происходит не из опыта — мы не можем в опыте иметь чистый объект. Этот объект конструируется разумом. Вот примерно в таком направлении рассуждают рационалисты, говоря, что разум все равно предшествует опыту. Без разума опыт был бы совершенно беспомощен. Спор сторонников рационализма и эмпиризма — спор очень давний, который берет начало еще в античной философии и, наверное, максимально обостряется в эпоху Нового времени. Но к этому спору периодически присоединяются еще сторонники третьего направления под названием «иррационализм» — философы, которые утверждают, что в конечном счете наши знания происходят и не из опыта, и не из разума. А откуда? Из каких-то иррациональных, то есть сверхразумных, и внеопытных источников, природу которых в принципе мы объяснить не можем. И способность соответствующая получать такие вот знания, она обладает очень важной особенностью — она не проясняется. Такие знания отличает одна важная характеристика: когда мы при помощи интуиции постигли что-то, мы сразу получаем какую-то истину, и способ данности этой истины, ее источник, нам при этом оказывается принципиально недоступен. Как я сказал, наиболее яркая полемика развернулась в истории философии между сторонниками эмпиризма и рационализма. Опыт или разум? По этому вопросу еще в древности, например, расходились Платон и Аристотель. Платон, как вы помните, пришел к выводу, что, поскольку все воспринятое чувствами недостоверно, настоящие знания могут проистекать только из разума. Они могут проистекать только из созерцания понятий, эйдосов, а значит они в опыте не нуждаются, а значит они существуют до всякого опыта. И Платон даже приходит к выводу, что все настоящие знания являются врожденными. Отсюда знаменитый тезис Платона: всякое познание есть припоминание, анамнезис. Припоминание не чего-то, что было вчера, а припоминание каких-то истин, которые бессмертная душа созерцала еще до рождения в царстве эйдосов. Примерно так работают по Платону все утверждения математики. Откуда мы знаем, что дважды два — четыре, или что сумма внутренних углов треугольника равна развернутому углу — 180 градусам? Мы это знаем из понятия "два", "два", "четыре", из понятия треугольника, понятия угла, понятия развернутого угла — опыт нам тут совершенно не нужен. Заглядываем в себя, говорит Платон, обнаруживаем там эти понятия, и уже из понятий получаем какое-то знание. Обладали ли мы им? Обладали. Но теперь мы его просто прояснили и артикулировали. В пику Платону Аристотель утверждает, что всякое знание все-таки приходит из опыта. Человеческий разум сам по себе — это чистая доска, врожденных знаний он не содержит. Таким образом, у нас есть хорошее основание поделить знание на априорное знание, которое предшествует опыту и от него не зависит, и апостериорное, которое только из опыта проистекает. С другой стороны, есть очень близкое деление, но не совпадающее: знания делятся на аналитические и синтетические. Аналитические знания таковы, что они целиком основаны на работе с понятиями. Например, из понятия квадрата вытекает понятие прямоугольника. Всякий квадрат — прямоугольник, мы понимаем это, всматриваясь в понятие квадрата. А из понятия «зеленый» вытекает понятие «цветной, обладающий цветом». Синтетические знания — это такие знания, которые не выводятся из понятий. Например, это яблоко красное, или этот мяч зеленый. Долгое время существовало упрощенное представление о том, что априорное знание тождественно аналитическому, а апостериорное знание тождественно синтетическому. То есть доопытное, врожденное знание целиком основано на операции с понятиями, а полученное из опыта апостериорное знание, оно не сводится к операциям над понятиями и несет в себе какую-то всегда новизну. Однако полемика эмпириков и рационалистов привела к тому, что философы осознали неправильность такого сопоставления. Иммануил Кант открыл, что существуют априорные синтетические знания. А что это значит? Это значит, мы имеем знания, которые даны нам до всякого опыта, и в то же время они не сводимы к какой-то работе над понятиями. Например, кантовский пример: 5 + 7 = 12. Кант говорит: «Сколько вы ни всматривайтесь в понятие 5 и в понятие 7, вы не увидите там понятие о 12». Ну можно с Кантом здесь поспорить и сказать, что он, допустим, неправильно формулировал понятие о 5, 7 и 12. Но вот другой пример мне кажется более убедительным. Кант говорит: «Рассмотрим такое высказывание: всё зеленое является протяженным». То есть в пространстве имеет какие-то размеры. В отличие от высказывания «всё зеленое обладает цветом», это суждение не является аналитическим. Вот «всё зеленое обладает цветом» — аналитическая истина, потому что «обладать цветом» логически выводится из понятия «быть зеленым», ведь зеленый — это один из цветов. Но когда мы говорим «всё зеленое обладает протяженностью», из понятия зеленого цвета ну никак не вытекает свойство иметь размеры в пространстве. А тем не менее, если мы вдумаемся, то каждый из нас признает, что априори с этим утверждением мы согласны. Мы не можем помыслить противоположное: как бы это зеленое было что-то зеленое, но не протяженное. Таким образом, противопоставление эмпиризма и рационализма оказывается условным. В конце концов их спор сошел на нет, потому что философы выяснили, что разум и опыт нельзя противопоставлять как два разных источника, скорее, это два аспекта работы с одной и той же информацией. Опираясь на различные представления об источниках познания, философы сформулировали различные представления о его границах. Здесь можно выделить, наверное, два больших лагеря: гносеологические оптимисты считают, что подлинное познание возможно, ну, по крайней мере, потенциально, может быть, не сейчас, не сегодня и не мы, но когда-нибудь, какой-нибудь человек сможет узнать то, что он хочет узнать. Гносеологический пессимизм — это представление о том, что наши знания принципиально ограничены. Что наши знания либо неполны, либо неточны, либо недоопределены, либо неабсолютны всегда. И к лагерю вот таких философов можно причислить сторонников релятивизма, скептицизма и агностицизма. Эти три направления тоже между собой очень здорово пересекаются, но различаются кое в чем. Релятивизм утверждает, что всякое знание относительно. Ну, то есть очень важно понимать, кем получено это знание, когда получено, в каком контексте получено, чтобы правильно его оценить и выявить его рациональное зерно. Скептицизм утверждает, что всякое знание не просто относительно, а еще и сомнительно, то есть имеются вопросы к его достоверности, обоснованности и так далее. А агностицизм утверждает, что познание в принципе невозможно, даже сомневаться в этом нечего. Мы априори ничего не можем знать надежно об окружающем мире. Подытожим: проблема источников знания очень важна. У философов есть разные точки зрения на эту проблему, но тем не менее, чтобы понять знания, совершенно точно надо понять его источники. Основные претенденты на роль этих источников — разум и опыт. Спор между эмпиризмом и рационализмом — это, наверное, один из главных споров в истории философской мысли. Иррационализм как направление мало что нам дает, потому что либо он объясняет источник знания в сугубо отрицательных терминах (источник знания неопытный и неразумный, а какой же он? Мы теряемся в догадках), либо иррационализм неявным образом сводится к рационализму или эмпиризму. То, что называется интуицией, можно свести либо к какой-то форме опыта — какое-то особое шестое чувство; либо к какой-то форме рациональной деятельности. Несмотря на то, что разум и опыт — главные соперники — во многом противоположны, я хотел показать, что их противопоставление основано на некотором упрощенном понимании источника знаний. И в итоге, в зависимости от понимания главного источника знания и его надежности, мы видим целый спектр философских позиций относительно границ познания. Таким образом от разговоров о понятии знания как такового, мы сейчас перешли к разговору об источниках знания и о применении знания. В следующий раз мы поговорим о наиболее, пожалуй, важной проблеме эпистемологии — проблеме истины. [МУЗЫКА] [МУЗЫКА]
